Заключение по проекту международного соглашения по предотвращению пандемии, готовности к ней и реагированию на неё, подготовленному Всемирной организацией здравоохранения (в редакции от 22.04.2024)

Вводная часть

Объектом проведённого исследования и составленного по его итогам настоящего заключения является документ № A/INB/9/3 Rev.1 от 22.04.2024 «Предложения по Соглашению ВОЗ по пандемии, выработанные на Девятом заседании Межправительственного переговорного органа по разработке и обсуждению конвенции, соглашения или другого международного документа по предотвращению пандемии, готовности к ней и реагированию на неё» [1], представляющий собой целостный проект соглашения (далее, соответственно, – проект Соглашения, проектируемое Соглашение). Сокращённое наименование указанного проектируемого Соглашения – Соглашение ВОЗ по пандемии; известно также его просторечное упрощённое название – «пандемийное соглашение».

Предметом проведённого исследования и составленного по его итогам настоящего заключения являются содержание и направленность указанного проекта Соглашения, мера их соответствия публичному порядку и национальным интересам Российской Федерации, закреплённым в законодательстве Российской Федерации, прежде всего – в Конституции Российской Федерации.

Методология исследования. Поскольку абсолютно-доминирующе предметно-объектная область настоящего исследования относится именно и исключительно к сфере правовой науки и правовой прикладной аналитики, в проведённом исследовании были задействованы не только общенаучные методы и общеаналитические методы, но и частно-научные правоведческие методы и частно-аналитические методы правовой прикладной аналитики [2].

Основная часть

Согласно пункту «e» статьи 1 проекта Соглашения: «“Сторона” означает государство или региональную организацию экономической интеграции, которые согласились на обязательность для них настоящего Соглашения в соответствии с его условиями и для которых настоящее Соглашение вступило в силу».

При этом, согласно статье 27 проекта Соглашения, «оговорки [3] могут быть сделаны к Соглашению ВОЗ по пандемии, если они не противоречат объекту и цели Соглашения ВОЗ по пандемии». Учитывая, что рассматриваемый проект Соглашения является целостным, внутренне взаимосвязанным и согласованным комплексом правовых норм, полагаем, что сделать оговорки, отступающие от парадигмы этого Соглашения, пронизывающей все его положения, будет крайне затруднительно, почти невозможно. Нет никаких оснований, чтобы питать иллюзии на этот счёт, поскольку не для того данное Соглашение проектируется.

В современных сложных условиях шансы России провести в своих интересах какие-то существенные изменения – поправки к Соглашению, в соответствии со статьёй 29 «Поправки» проектируемого Соглашения, практически сведены к нулю (учитывая по аналогии хотя бы результаты голосования Генассамблеи ООН в последние 10 лет).

Исследование проекта Соглашения выявляет в нём следующую характерную его особенность: проект Соглашения явно чрезмерно избыточно (редундантно) перенасыщен декларативной лексикой о правах человека, о справедливости, борьбе с дискриминацией – в преамбуле и других положениях (при полном отсутствии упоминаний биоэтических императивов), но в действительности не находящей референций к конкретным положениям этого проекта Соглашения и не выраженной в реальном содержании и направленности этих положений. Как подсказывает опыт исследования подобных разрушительных («субверсивных») актов и проектов актов, навязываемых суверенным государствам частными международными (явно или латентно действующими) структурами или зарубежными организациями (см. подробнее: [4]), позитивные декларируемые цели в абсолютном большинстве случаев являются лишь прикрытием реальных целей и задач, функций и бенефициаров (выгодоприобретателей) заключения такого соглашения и создания предусматриваемых им наднациональных структур, наделяемых в данном случае, по существу,  надгосударственными публичными полномочиями по государственному управлению в сферах противоэпидемиологической деятельности, контроля за разработкой, производством, оборотом и применением лекарственных средств и иных медицинских изделий, в целом здравоохранения. Исследование проекта Соглашения в конечном итоге подтверждает это предположение.

Пункт 1 статьи 13 проекта Соглашения устанавливает: «Настоящим учреждается Глобальная сеть цепочки поставок и логистики (Сеть) для расширения справедливого, своевременного и недорогого доступа к медицинской продукции, связанной с пандемией. Сеть разрабатывается, координируется и созывается ВОЗ в партнёрстве со Сторонами и другими соответствующими международными и региональными заинтересованными сторонами. Стороны отдают приоритет обмену через Глобальную сеть снабжения и логистики для справедливого распределения на основе риска для здоровья населения и потребностей…».

При этом подпункт «d» статьи 1 закрепляет следующую дефиницию понятия «медицинская продукция, связанная с пандемией»: «“Медицинская продукция, связанная с пандемией” означает безопасную, эффективную, качественную и доступную продукцию, необходимую для профилактики пандемии, обеспечения готовности к ней и реагирования на неё, которая может включать, без ограничения, диагностику, терапию, вакцины и средства индивидуальной защиты».

Предложенное определение указанного понятия содержит существенные манипулятивные голословные декларативные элементы, которые не сопровождаются в проектируемом Соглашении правовыми механизмами обеспечения безопасности, эффективности и качества указанной продукции. Презюмирование априорных безусловных безопасности, эффективности и качества такой продукции только лишь на основании произвольного её отнесения (относимости) к учреждаемой «глобальной сети цепочки и поставок и логистики» (пункт 1 статьи 13) не имеет под собой веских юридических и фактических оснований.

Практически полное отсутствие в проектируемом Соглашении положений об ответственности сторон (участников), операторов «глобальной сети», задействованных в целях Соглашения должностных лиц Всемирной организации здравоохранения, отсутствие в нём положений о гарантиях безопасности, эффективности и качества указанной продукции, в том числе механизмов контроля, валидации и верификации декларируемых качеств обособляемой и переводимой на надгосударственный уровень (в части управления и контроля) «медицинской продукции, связанной с пандемией», при проектировочно закладываемой утрате государствами возможностей контроля за указанным, очевидно, детерминирует высокие риски медицинских и фармацевтических ошибок и иных дефектов оказания медицинской помощи  (см. подробнее: [5]) и её фармацевтического обеспечения.

Лексическая конструкция положения пункта 1 статьи 13 проекта Соглашения: «Стороны отдают приоритет обмену через Глобальную сеть» (англ. в тексте проекта Соглашения – «Global Supply Chain and Logistics Network») – должна формально-юридически пониматься и толковаться (в прямом семантическом значении и с учётом устоявшегося юридико-лингвистического понимания термина «приоритет») как предусматривающая передачу некой юридически неопределённой и неупорядоченной «глобальной сети» государствами своих государственно-управленческих полномочий в части реализации государственной политики в сфере противоэпидемиологических мероприятий и в целом в сфере здравоохранения по всем вопросам, входящим в  широкую и нечётко отграниченную сферу действия проектируемого Соглашения.

Очевидно, что положение пункта 1 статьи 13 создаёт правовые основания и условия для фактической передачи в интересах международных частных организаций под их доминирующее управление процессы внутринациональных (внутригосударственных) и межгосударственных поставок и распределения медицинской продукции, которую в рамках указанной «глобальной сети» её акторы обозначают (в широкой формулировке, вполне произвольно, волюнтаристски) как «связанную с пандемией», включая в состав назначения такой продукции (как указано – «без ограничений») диагностику, терапию и профилактику (вакцины).

В проектируемом Соглашении отсутствуют правовые предписания, чётко определяющие правовое положение основных акторов (операторов или участников) «глобальной сети цепочки поставок и логистики», в том числе обязанности и ответственность этой создаваемой структуры, её организатора (Всемирной организации здравоохранения) и её акторов.

Более того, подпункт «b» пункта 2 статьи 13 содержит совершенно удивительную для правового соглашения формулировку на этот счёт: «функции Сети выполняются организациями, которые лучше всего подходят для их выполнения», что совершенно определённо даёт правовые возможности выполнять указанные функции организациями, привлекаемыми не на основе чётко изложенных обоснованных критериев, а, напротив, организациями, выгодными по каким-то соображениям неопределённому кругу иных лиц, например, теми, на кого укажут должностные лица Всемирной организации здравоохранения или аффилированные с ними коммерческие (т.н. «биг фарма») или политические структуры. Критерии определения организаций, которые наилучшим образом «подходят» для выполнения указанных функций, вполне в логике проекта Соглашения, в нём отсутствуют, давая возможность неограниченной латентной произвольной деятельности и злоупотреблений. То есть исходно закладывается почти ничем не ограничиваемая, практически абсолютно полная дискреция (усмотрение) должностных лиц Всемирной организации здравоохранения, или де-факто контролирующих её, или аффилированных с ней организаций, в том числе коммерческих, по реализации полномочий (управленческих компетенций), в том числе тех, которые ранее осуществлялись уполномоченными органами суверенных государств-участников проектируемого Соглашения.

Эта формулировка находится во взаимосвязи с положением пункта 1 статьи 13 проекта Соглашения о том, что реализация «глобальной сети» осуществляется в партнёрстве с «другими соответствующими международными и региональными заинтересованными сторонами» – юридически не определяемыми этим Соглашением, а также с положением пункта «e» статьи 1: «“Сторона” означает государство или региональную организацию экономической интеграции, которые согласились на обязательность для них настоящего Соглашения в соответствии с его условиями и для которых настоящее Соглашение вступило в силу», – устанавливающим объём сторон проектируемого Соглашения, размывая круг суверенных государств-участников ещё и такой позицией, как «региональная организация экономической интеграции». Это – так же юридически недостаточно определённая позиция, несмотря на определение в пункте «h» статьи 1 проекта Соглашения, но главное – она не охватывает вышеназванные «другие стороны». Тем самым, редуцируется уровень участия суверенных государств в проектируемом Соглашении и существенно понижаются их шансы быть услышанными в отношении собственных позиций.

При этом сама Всемирная организация здравоохранения позиционируется всего лишь как «организатор сети», регулярно «предоставляющий доклады» (пункт 7 статьи 13 проекта Соглашения). Основную же деятельность по реализации Соглашения будут осуществлять другие акторы (коммерческие и иные организации), управляемые на надгосударственном уровне.

Более того, в проектируемом Соглашении, в том числе статье 24, указывающем на недопустимость толкования норм Соглашения как предоставление Секретариату ВОЗ и Генеральному директору ВОЗ полномочий направлять, приказывать, изменять или иным образом предписывать национальное и/или внутреннее законодательство государств-участников Соглашения, нет положений, препятствующих вмешательству (существующих и привлекаемых или создаваемых в соответствии с данным соглашением) организаций в деятельность государств в сфере здравоохранения. Пункт 3 статьи 24: «Ничто в Соглашении ВОЗ по пандемии не должно толковаться как предоставление Секретариату ВОЗ, включая Генерального директора ВОЗ, каких-либо полномочий направлять, приказывать, изменять или иным образом предписывать национальное и/или внутреннее законодательство, в зависимости от обстоятельств, или политику любой Стороны, или предписывать или иным образом налагать какие-либо требования, чтобы Стороны предпринимали конкретные действия, такие как запрет или приём путешественников, введение мандатов на вакцинацию или терапевтические или диагностические меры или введение изоляции».

Налицо манипулятивная попытка сформировать иллюзию самостоятельной ответственности и самостоятельного намерения государства передать массивы компетенций по суверенному государственному управлению в сфере здравоохранения международным или зарубежным частным структурам.

Следовательно, подписав и ратифицировав проектируемое Соглашение или иным образом признав юридическое действие на своей территории Соглашения ВОЗ о пандемии, Российская Федерация де-факто обязана будет передать и передаст часть полномочий в сфере здравоохранения даже не собственно Всемирной организации здравоохранения (что само по себе было бы абсурдом, учитывая выраженно деструктивное поведение, злоупотребления этой организации в периоды последних нескольких пандемий, прежде всего – 2019–2021 г.г.), а неким неподотчётным и неподконтрольным России и в значительной степени даже самой Всемирной организации здравоохранения структурам, но при этом (по многочисленным данным) находящимся под доминирующим контролем США и других враждебных России государств, действующим на основании пресловутых «мировых правил» (говоря языком Государственного департамента США).

По смыслу пункта 5 статьи 13 проекта Соглашения, организации-оператору «глобальной сети» обеспечивается «прозрачность» национальных границ: «Во время пандемии быстрый и беспрепятственный доступ персонала, оказывающего гуманитарную помощь, его транспортных средств, предметов снабжения и оборудования, а также его доступ к медицинским товарам, связанным с пандемией, должен быть облегчён согласно соответствующим положениям международного права, включая международное гуманитарное право, и с соблюдением принципов гуманности, нейтралитета, беспристрастности и независимости при оказании гуманитарной помощи». Согласно этой формулировке, государство обязано открыть границы и обеспечить беспрепятственный транзит неопределённой группе лиц («персонала, оказывающего гуманитарную помощь»), в любую точку своей территории, предоставить этому персоналу доступ «к медицинским товарам, связанным с пандемией» (что прочитывается, как к любым таким товарам, находящимся в собственности иных лиц), так ещё и будет не вправе осуществлять государственный контроль и надзор, поскольку государство берёт на себя обязанность соблюдать указанный «принцип независимости при оказании гуманитарной помощи». То есть указанный принцип означает, по сути, нейтрализацию правовых возможностей государства выполнять свои конституционные полномочия в сфере охраны здоровья граждан Российской Федерации в части гуманитарной помощи при пандемии.

Для таких предлагаемых в проектируемом Соглашении правовых решений отсутствуют разумно-рациональные основания и обоснования, поскольку и сама Всемирная организация здравоохранения много раз в прошлом была фигурантом международных скандалов, в том числе коррупционных и связанных с противоправным посягательством на общественное здоровье сотен миллионов людей, что никаким доверием уже не пользуется у большинства независимых экспертов в сфере медицинского права (кроме тех, кто явно или тайно находится на содержании глобалистских структур в этой сфере).

Российская Федерация не может принимать на веру навязываемое субъективное суждение об априорных абсолютных честности и добросовестности неких частных организаций, которым проектом Соглашения истребуется передача государственных полномочий в сфере здравоохранения на своей суверенной территории и в отношении которых не предусмотрены никакие меры контроля и привлечения к ответственности. Про «нейтральную» деятельность, например, сотрудников «независимой» миссии ОБСЕ на Донбассе, осуществлявших вовсе не нейтральную деятельность, хорошо известно, и подобных примеров великое множество.

Во взаимосвязи с этим следует понимать содержание пункта 4 статьи 13: «Во время пандемии чрезвычайные торговые меры должны быть целенаправленными, пропорциональными, прозрачными и временными и не создавать ненужных барьеров для торговли или сбоев в цепочках поставок медицинских товаров, связанных с пандемией».

Использованное словосочетание «ненужные барьеры», обладающее значительной правовой неопределённостью, даёт правовую возможность при применении указанного положения руководствоваться исключительно частными коммерческими интересами настоящих бенефициаров исследуемого проекта Соглашения, пренебрегая и игнорируя публичные порядки и национальные интересы государств-участников, в том числе Российской Федерации. Государство, подписав и ратифицировав это Соглашение или иным образом юридически признав его действие на своей территории, тем самым, полностью отдаёт все эти вопросы на откуп частным организациям, какими бы сомнительными или враждебно настроенными они ни были.

При этом даже приблизительные, на основе открытых данных, объёмы капитализации этих коммерческих интересов стоящих за проектируемым Соглашением бенефициаров настолько колоссальны, что это предопределяет  высочайшую коррупциогенность проектируемого Соглашения и его последующей реализации,  и связанные с этим высокоуровневые реальные риски для государств-участников. Отмеченные особенности проектируемого Соглашения и большие масштабы экономических интересов, связанных с его содержанием и дальнейшим применением, презюмируют реально существующие и очень высокие риски персонального латентного подкупа представителей государств-участников процесса обсуждения и (в ожидаемом ближайшем будущем) принятия (утверждения) проектируемого Соглашения, и следовательно, детерминирует необходимость тотального и ужесточённого контроля (в том числе парламентского контроля и прокурорского контроля) со стороны государств-участников за действиями своих официальных представителей в этом процессе, за их реальной мотивацией и содержанием принимаемых решений, в том числе  за соответствием таких решений интересам публичного порядка и национальным интересам своих государств.

Пункт «d» пункта 2 статьи 13 наделяет создаваемую «глобальную сеть» полномочием и функционалом «справедливого распределения медицинских товаров, связанных с пандемией», то есть дискреционной (по своему усмотрению) полнотой полномочий, причём без указания источника поступления таких товаров (то есть надо полагать, включая и не принадлежащие этой «сети») и без учёта их допущенности к обороту в данном конкретном государстве, соблюдения условия успешного прохождения полноценных доклинических исследований и клинических испытаний лекарственных средств, исследований действия и безопасности иных таких медицинских товаров.

Указанная формулировка  находится во взаимосвязи с пунктами 2, 5 и 6 статьи 13bis: «2. Во время пандемии каждая Сторона, имеющая такую возможность, в рамках имеющихся у неё ресурсов и с учётом применимого законодательства своевременно откладывает часть своих общих закупок соответствующих диагностических, терапевтических средств или вакцин для использования в странах, сталкивающихся с трудностями в удовлетворении потребностей и спроса в области общественного здравоохранения… 5. При обмене медицинской продукцией, связанной с пандемией, со странами, организациями или любым механизмом, которому способствует Сеть, такая продукция будет немаркированной и будет сопровождаться всеми надлежащими и соответствующими условиями, требованиями и характеристиками, а также вспомогательными продуктами, необходимыми для её распространения, применения и выдачи. 6. Каждая Сторона стремится обеспечить, чтобы в контрактах на поставку или закупку новых пандемических вакцин положения о возмещении убытков покупателя/получателя, если таковые имеются, предусматривались в исключительных случаях и содержали бы ограничения по времени».

С учётом сказанного выше, отсылочное положение пункта 6 статьи 13: «Должна быть рассмотрена многосторонняя система управления компенсациями и ответственностью, связанными с вакцинами и терапевтическими препаратами, во время пандемий» – означает обязанность государств установить в своих законодательствах правовые нормы, безусловно обеспечивающие выплату «возмещения» («компенсации») за реально или мнимо понесённые «глобальной сетью» расходы на действительно необходимые, либо необоснованные или даже дефектные действия, «связанные с вакцинами и терапевтическими препаратами».

Статья 12 проекта Соглашения учреждает ещё одно формирование – некий надгосударственный орган «Система Всемирной организации здравоохранения по доступу к патогенам и совместному использованию выгод» (англ. в тексте проекта Соглашения – «WHO Pathogen Access and Benefit-Sharing System (PABS System)»), которому тоже предписывается проектом Соглашения значительный объём надгосударственных полномочий в сфере здравоохранения.

Характерной чертой проектируемого Соглашения является полное отсутствие в нём соответствующих предмету регулирования положений об ответственности акторов (сторон (участников), операторов, субъектов) «глобальной сети», должностных лиц Всемирной организации здравоохранения, аффилированных с нею частных организаций и их учредителей (владельцев) и должностных лиц.

Имеющиеся в тексте проекта Соглашения редкие случаи упоминания слова «ответственность» относятся к самостоятельному декларированию государствами-участниками своей ответственности (пункт 1 преамбулы, пункт 2 статьи 34), а также к контекстному упоминанию абстрактной ответственности при реализации некоторых несущественных (в контексте обсуждаемого) задач в соответствии с проектируемым Соглашением (пункт 6 статьи 13, пункт 1 статьи 14, пункт 1 статьи 17).

Показательно, что из исследуемого проекта Соглашения была исключена ранее имевшая место статья 15 «Управление компенсациями и ответственностью» («Compensation and liability management»), при этом было заявлено, что, якобы, положения этой статьи (и ещё статьи 16) были включены в статьи 13 и 13bis (сами указания этих статей были сохранены для целей сохранения нумерации). Действительно ли нормативное содержание исключённой статьи 15 перенесено в статьи 13 и 13bis текущей редакции проекта Соглашения, не меняет дела, поскольку в самих статьях 13 и 13bis никаких правовых норм относительно ответственности указанных выше негосударственных субъектов не закреплено.

Таким образом, все положения проекта Соглашения, содержащие лексему «ответственность», интегрально создают лишь имитацию и профанацию закрепления такой ответственности. Кроме того, в нём отсутствуют положения, устанавливающие правовые основы контроля за реализацией Соглашения (три упоминания слова «контроль» на весь текст проекта Соглашения – лишь второстепенны).

Таким образом, проектируемое Соглашение предусматривает передачу значительных объёмов компетенции суверенных органов государственной власти в сфере здравоохранения частным организациям (во всяком случае – не публично-правовых) фактически при полном умалчивании установления какой-либо их ответственности и какого бы то ни было контроля над ними.

Существенно значимым является закрепление в пункте 2 статьи 2 периода действия положений Соглашения: «Для достижения этой цели положения Соглашения ВОЗ по пандемиям применяются как во время пандемий, так и в период между ними, если не указано иное». То есть Соглашение будет действовать всегда и независимо от начала пандемий в какой-либо части Земли.

При этом упоминания в проекте Соглашения суверенных прав государств в этом контексте не играют существенной роли, будучи именно второстепенными и ничего не определяющими в общем объёме правового регулирования, устанавливаемого проектируемым Соглашением (см., например, пункт 1 статьи 3).

Представляется крайне сомнительным и влекущим значительные риски для государств-участников внедряемый статьёй 5 проекта Соглашения концепт («подход») «Единое здоровье» (англ. в тексте проекта Соглашения – «One Health approach»). Полагаем, что внедрение на уровне международного соглашения подхода «Единое здоровье» направлено, прежде всего,  на создание идеологической основы под продвигаемый на глобальном уровне перехват национального (на уровне суверенных государств) публичного управления в сфере здравоохранения и передачу его глобалистским структурам. Подобных целенаправленно спроектированных норм «двойного», а то и «тройного» назначения в проекте Соглашения очень много.

Согласно статьям 10 и 11 проекта Соглашения, на государства возлагается обязанность обеспечивать доступ частных акторов к контролируемым технологиям и ноу-хау, в том числе тем, «на разработку которых было выделено государственное финансирование» (подпункт «a» пункта 1 статьи 11). Государствам статьёй 11 предписано:

«c) поощрять научно-исследовательские и опытно-конструкторские институты и производителей, в частности получающих значительное государственное финансирование, к отказу или сокращению на ограниченный срок роялти за использование их технологий для производства медицинской продукции, связанной с пандемией;

d) поощрять передачу частными правообладателями соответствующих технологий и связанных с ними ноу-хау для производства медицинской продукции, связанной с пандемией, на справедливых и наиболее благоприятных условиях, в том числе на льготных и преференциальных условиях и в соответствии со взаимно согласованными условиями, в созданные региональные или глобальные центры передачи технологий или другие многосторонние механизмы или сети, а также публикацию условий таких соглашений;

e) поощрять владельцев соответствующих патентов, получивших государственное финансирование, и, в соответствующих случаях, других владельцев соответствующих патентов на медицинскую продукцию, связанную с пандемией, отказаться от роялти или иным образом лицензировать любые соответствующие патенты за разумные роялти производителям из развивающихся стран для использования в период пандемии их технологий и ноу-хау для производства медицинской продукции, связанной с пандемией; и

f) поощрять производителей в пределах своей юрисдикции делиться, в случае необходимости, во время пандемии информацией, имеющей отношение к производству медицинской продукции, связанной с пандемией, когда утаивание такой информации препятствует или мешает срочному производству фармацевтической продукции, необходимой для реагирования на пандемию».

Содержащиеся в указанных положениях проекта Соглашения требования, предусматривающие «неслыханную щедрость» в пользу частных надгосударственных структур (напрямую или через «созданные региональные или глобальные центры передачи технологий») под предлогом справедливого распределения медицинской продукции, связанной с пандемией, не имеют под собой никаких убедительных оснований, в том числе правовых и организационных механизмов в проектируемом Соглашении, которые обеспечивали бы приоритет именно общественных интересов перед частными интересами  лоббистов проектируемого Соглашения и организаций, заинтересованных в управлении потоками средств и медицинской продукции при реализации Соглашения. Считаем, что указанные положения, направленные, якобы, на реализацию принципов справедливости и солидарности (статья 3) во взаимосвязи с другими положениями проектируемого Соглашения крайне недостаточны для обеспечения действительно равноправного и добросовестного учёта интересов всех государств при реализации Соглашения, поскольку такого рода нормы, как показывает практика, применяются весьма избирательно и односторонне. Ярким примером бездействия правовых принципов равенства, справедливости, уважения законных интересов государств в международных отношениях является предвзятая политика Всемирного антидопингового агентства, развязавшего в сфере спорта юридические войны против России, при этом игнорирующего существенно бо́льшие масштабы употребления допинговых средств спортсменами в США, Норвегии, Канаде и многих других государствах мира. Поэтому ожидать, что открывшись всем и каждому в части наших уникальных инновационных разработок в сферах фармацевтики, производства медицинских инструментов, изделий и техники, мы получим такое же равноценное и равноправное раскрытие в нашу пользу, – ошибочно и абсолютно безосновательно, поскольку никаких действенных гарантий этого проектом Соглашения не предусматривается. При этом важно отметить, что разработчики проекта Соглашения посредством его статьи 11 стремятся закрепить свои и других организаций частные интересы и в этой области.

Следует также отметить предусмотренные статьями 12 «Доступ и совместное использование выгод» и 20 «Устойчивое финансирование» проекта Соглашения существенные и систематические взносы с государств-участников без установления каких-либо ограничений и механизмов контроля за этим.

Учитывая известный факт преобладающего контроля над ВОЗ со стороны США, следует ясно осознавать, что у Российской Федерации будут отсутствовать сколь-нибудь сравнимые и сколь-нибудь существенные возможности защиты своих национальных интересов при реализации Соглашения, если при подписании, ратификации Соглашения не будет сформулирован и реализован надлежащий комплекс оговорок, направленных на защиту национальных интересов Российской Федерации.

Выводы.

Текст проектируемого международного соглашения по предотвращению пандемии, готовности к ней и реагированию на неё (в редакции от 22.04.2024) грубейшим образом противоречит публичному порядку и национальным интересам Российской Федерации, содержит большое число положений, которые с высокой вероятностью могут оказать крайне негативное влияние на обеспечение национальных интересов в сферах здравоохранения и национальной безопасности Российской Федерации, более того – направлены на это.

Проект Соглашения направлен на передачу суверенными государствами-участниками полномочий (компетенций, функций) по государственному управлению, находящихся в ведении государства, в пользу частных организаций и международных структур, многие из которых находятся под контролем государств, совершающих враждебные действия по отношению к России. И при этом указанный проект Соглашения не содержит положений, обеспечивающих контроль и надзор за деятельностью таких частных организаций и международных структур, и не содержит положений, определяющих их ответственность. Сами такие организации, которым истребуется передача государственно-управленческих полномочий, определены проектом Соглашения юридически неудовлетворительно.

Подписание Российской Федерацией Соглашения ВОЗ по пандемии без формулирования комплекса весьма существенных оговорок, направленных на эффективную защиту национальных интересов Российской Федерации, будет носить антиконституционный и антигосударственный характер, нанесёт существенный ущерб публичному порядку, национальным интересам, национальной безопасности России.

26.05.2024

Понкин Игорь Владиславович, доктор юридических наук, профессор, член Экспертного совета при Уполномоченном по правам человека в Российской Федерации, член Общественного совета при Главном управлении МВД России по Московской области

Источники, ссылки

1. Proposal for the WHO Pandemic Agreement / Resumed Ninth meeting of the Intergovernmental negotiating body to draft and negotiate a WHO Convention, Agreement or other International Instrument on pandemic prevention, preparedness and response. Provisional agenda item 2. A/INB/9/3 Rev.1, 22 April 2024 [Предложения по Соглашению под контролем Всемирной организации здравоохранения по пандемии, выработанные на Девятом заседании Межправительственного переговорного органа по разработке и обсуждению конвенции, соглашения или другого международного документа по предотвращению пандемии, готовности к ней и реагированию на неё, № A/INB/9/3 Rev.1 от 22.04.2024] // <https://apps.who.int/gb/inb/pdf_files/inb9/A_inb9_3Rev1-en.pdf>.

2. Изложены в: Понкин И.В. Методология научных исследований и прикладной аналитики: Учебник. Изд. 4-е, дополн. и перераб. В 2 т. Т. 1: Прикладная аналитика. – М.: Буки Веди, 2023. – 500 с. <https://moscou-ecole.ru/methodology4-1-2023/>. Понкин И.В., Лаптева А.И. Методология научных исследований и прикладной аналитики: Уч. Изд. 4-е, доп. и перер. В 2 т. Т. 2:  Научные исследования. – М., 2023. – 640 с.  <https://moscou-ecole.ru/methodology_4_2_Scientific-research/>. Понкин И.В. Иллюстрированное введение в прикладную аналитику. Приложение к учебнику «Методология научных исследований и прикладной аналитики». – М.: Буки Веди, 2024. – 88 с. <https://moscou-ecole.ru/2024/04/02/analyst-training/>.

3. Согласно Венской конвенции о праве международных договоров от 23.05.1969, под оговоркой понимается одностороннее заявление в любой формулировке и под любым наименованием, сделанное государством при подписании, ратификации, принятии или утверждении международного договора (международного соглашения) или присоединении к нему, посредством которого оно желает исключить или изменить юридическое действие определённых положений международного договора в их применении к данному государству (подпункт «d» пункта 1 статьи 2).

4. Понкин И.В. Девиантология государственного управления: Учебник. 2‑е изд., перераб. и доп. – М.: ИНФРА‑М, 2024. – 324 с. – С. 156.

5. Понкин И.В., Понкина А.А. Дефекты оказания медицинской помощи. – М.: ГЭОТАР-Медиа, 2021. – 312 с. Понкин И.В., Понкина А.А. Права врачей. Изд. 3-е, дополн. и перераб. – М.: ГЭОТАР-Медиа, 2020. – 264 с.

Фото // И.В. Понкин ©